Пена. Дамское счастье [сборник Литрес] - Эмиль Золя

глубины магазина – к выходу. К середине дня толпа в отделах стала пестрой: появились женщины в трауре под густой вуалью, кормилицы, защищавшие локтями младенцев (они забегали сюда втайне от хозяек). Море голов, в шляпках и без, белокурых и темноволосых, колыхалось в галерее, бледнея на фоне ярких тканей. Госпожа Дефорж разглядывала крупноформатные ценники с огромными цифрами на рулонах пестрых ситцев, сверкающих шелков, темной шерсти, фланелей, которым была отведена целая стена. Во множестве зеркал отражались глубь залов, прилавки, запрокинутые лица, плечи, руки, декольте. Справа и слева, в боковых галереях, открывался вид на белоснежные сугробы белья и трикотажные изделия. Луч света из окна превращал толпу в человеческую пыль. Госпожа Дефорж взглянула на лестницы, висячие мосты, перила этажей, и ей показалось, что она смотрит на неиссякающий шумливый поток, перемещающийся внутри гигантской металлической конструкции. Темные силуэты вырисовывались на фоне рассеянного света из расписных окон. С потолка свисали большие сверкающие люстры, кичились разноцветьем ковры и ткани с золотым шитьем, на балюстрадах трепетали флаги, порхали кружева, трепетал муслин, праздновали победу шелка, смотрели на покупательниц полуодетые манекены, а отдел постельного белья предлагал вниманию покупательниц железные кроватки с матрасами под белыми балдахинами, этакий дортуар, дремлющий под шум шагов, затихавших по мере продвижения наверх.

Один из продавцов заметил стоявшую неподвижно госпожу Дефорж и решился привлечь ее внимание.

– Не желаете взглянуть на эти сказочно недорогие подвязки, сударыня? Чистый шелк, и всего за двадцать девять су.

Она не удостоила его ответом. Вокруг все громче звучали голоса зазывал, и госпожа Дефорж пыталась сориентироваться. Касса Альбера Ломма находилась слева, он узнал ее и позволил себе любезную улыбку, на секунду забыв о своих обязанностях. Жозеф у него за спиной сражался с бечевкой, не успевая паковать покупки. Госпожа Дефорж наконец сообразила, что отдел шелков находится прямо перед ней, но из-за прибывавшей толпы добралась туда только через десять минут. В воздухе становилось все больше красных шаров, они собирались в пунцовые облака, тихо плыли к дверям и взмывали в небо Парижа. Если шарики держали детишки, проходящим мимо взрослым приходилось уклоняться.

Бутмон заметил Анриетту и радостно ее поприветствовал:

– Славно, что вы все-таки решились!

После того как Муре ввел заведующего отделом в дом госпожи Дефорж, его стали время от времени приглашать на чай. Она находила манеры этого человека простецкими, но он был мил, жизнерадостно остроумен и умел удивить и развлечь ее. Два дня назад Бутмон ничтоже сумняшеся посвятил женщину в подробности интрижки Муре с Кларой. О нет, сплетничать он не хотел, просто поделился пикантной новостью. Светская женщина скрыла уязвленную гордость и ревность за высокомерной улыбкой, но явилась в «Счастье», чтобы попытаться обнаружить и разглядеть «продавщицу из отдела готового платья» (имени «информатор» не назвал).

– Вам что-нибудь угодно? – спросил Бутмон.

– Конечно, я ищу фуляр для матине[33].

Госпожа Дефорж надеялась выпытать у него, как зовут девушку, снедаемая болезненным желанием взглянуть на соперницу. Бутмон сделал знак Фавье подойти и продолжил разговор, пока продавец обслуживал покупательницу – «красотку», привлекательную блондинку, о которой часто судачил персонал, не зная даже ее имени. На сей раз неизвестная была в глубоком трауре. Интересно, кого она потеряла? Мужа или отца? Уж точно не отца, вид у нее тогда был бы гораздо печальнее. Нет, она не кокотка, а траур может носить по матери. Несколько минут продавцы делились предположениями, забыв о покупателях.

– Фавье, это неприемлемо! – крикнул Ютен. – Стоит появиться этой особе, и вы теряете разум… Поторопитесь! Вы ей и даром не нужны!

– Как и она мне! – обиделся молодой человек.

Ютен пригрозил доложить в дирекцию, если приказчик не станет почтительнее с клиентками. Сам он, заняв при поддержке персонала место Робино, стал яростно-суров, почти груб. Он вел себя недопустимым образом, забыв данное коллегам обещание держаться по-товарищески, и теперь они тайно сплотились вокруг Фавье.

– Довольно возражений! – строго приказал Ютен. – Господину Бутмону нужен фуляр самых бледных расцветок.

Выкладка шелков в центре отдела освещала зал сиянием зари, радовала глаз тончайшими нюансами света: бледно-розовым, нежно-желтым, прозрачно-голубым, сиреневым. Фуляр невесомее облака, сюра[34] легче тополиного пуха, китайские атласы, гладкие, как кожа девственницы, японские эпонжи, индийские чесуча и некрашеный шелк, без счета французских шелков в полоску, цветочек, с затейливыми узорами – все эти ткани вызывали в памяти образы дам в платьях с оборками, прогуливающихся майским утром в парке под вековыми деревьями.

– Я возьму вот этот, «Людовик Четырнадцатый», с букетами роз, – решила госпожа Дефорж и сделала последнюю попытку надавить на Бутмона. – Я решила заглянуть в отдел готового платья, поинтересоваться дорожными манто… Кстати, та девушка, о которой вы мне давеча рассказали… она блондинка?

Заведующий отделом, встревоженный такой настойчивостью, ограничился улыбкой. В этот момент мимо проходила Дениза, только что сдавшая госпожу Бутарель с рук на руки Льенару, ведавшему тканями из шерсти мериноса. Эта провинциалка наведывалась в Париж дважды в год, чтобы оставить в «Дамском Счастье» все, что удалось удержать из семейного бюджета. Фавье уже взял отмеренный фуляр, но Ютен остановил его, решив загладить недавнюю резкость:

– Не беспокойтесь, мадемуазель проводит нашу уважаемую клиентку.

Растерявшаяся Дениза поспешила взять сверток и счет, стараясь не смотреть в лицо молодому человеку: он напоминал ей о совершенном грехе, заставляя чувствовать стыд, хотя она провинилась разве что в мыслях.

Госпожа Дефорж понизила голос и спросила у Бутмона:

– Он что, принял назад эту неумеху?.. Значит, она и есть героиня романа?!

– Возможно… – Он снова улыбнулся, решив ни за что не признаваться.

Госпожа Дефорж медленно поднималась по лестнице следом за Денизой, останавливаясь каждые три секунды, чтобы идущая навстречу толпа не увлекла ее за собой. «Дамское Счастье» вибрировало, железные лестницы вздрагивали в такт дыханию покупательниц, на каждой ступеньке был укреплен манекен в костюме, пальто или домашнем платье. Могло показаться, что солдаты выстроились в две шеренги, как почетный караул. Головы у манекенов отсутствовали, их заменяли маленькие деревянные ручки, похожие на рукоятки кинжалов, воткнутые в красный мольтон, «кровоточивший» на шее, как свежая рана.

Госпожа Дефорж почти добралась до второго этажа, но под грубым напором встречного движения ей пришлось на мгновение остановиться. Отделы первого этажа, где она только что побывала, остались внизу, видны были только головы, море голов, целый муравейник голов. С высоты белые ярлыки напоминали тонкие черточки, груды лент – яркие лужи, фланелевый мыс перерезал галерею узкой стенкой, ковры и узорчатые шелка притворялись церковными хоругвями на амвоне. Места схождения боковых галерей походили на перекрестки улиц, где черными точками суетились прохожие. У Анриетты устали глаза – слишком много ярких красок было вокруг, – но, даже прикрыв их, она остро ощущала жар толпы и глухой гул голосов, заполнявший огромное здание. Над полом витала мелкая пыль, пропитавшаяся запахом женщины, ее белья и тела, нижних юбок и локонов. Вездесущий пьянящий запах был ладаном этого храма, посвященного культу женского тела.

Муре с Валаньоском все еще стояли перед читальным салоном. Октав пьянел от этого аромата и все повторял и повторял:

– Они здесь у себя, некоторые приходят на целый день: едят пирожные, пишут письма… Остается только организовать для них ночлег.

Поль улыбнулся шутке старого друга. Он был пессимистом и решительно отказывался понимать жадный «вещизм» лучшей половины человечества. Навещая Муре в магазине, он всякий раз изумлялся его жажде жизни и чувствовал себя почти оскорбленным. Быть может, какая-нибудь пустоголовая и жестокосердная кокетка однажды объяснит ему, сколь глупа и бессмысленна жизнь человеческая! Октав между тем утратил свойственное ему хладнокровие. Обычно он возбуждал азарт покупательниц со спокойным изяществом манипулятора, но сегодня им овладела та же страсть, что все сильнее разогревала атмосферу «Дамского Счастья». Заметив Денизу и госпожу Дефорж на центральной лестнице, он заговорил громче, начал жестикулировать – помимо собственной воли – и все сильнее волновался, чувствуя их приближение, даже не поворачивая головы.